поиск по сайту
Шахматы. Тет-а-тет

Владимир Крамник: «Никогда не хотел быть чемпионом мира»

В
ладимир Крамник - личность, безусловно, незаурядная. Иначе, собственно, он и не стал бы чемпионом мира. Естественно, интерес к шахматному королю огромен. Как он живет, о чем думает, как трактует ту или иную ситуацию?.. Корреспонденту «Известий» во Франции крупно повезло - удалось разжиться эксклюзивным интервью, которое он взял у воспитанника кубанской шахматной школы в Париже, где тот сейчас временно бросил якорь.
Топалов для меня не существует
 
- Владимир, ваш прошлогодний матч с Веселином Топаловым оказался омрачен туалетным скандалом. Сейчас он себя исчерпал?
- Его высосали из пальца, поэтому и исчерпывать нечего. В нем ничего не было, кроме желания вывести меня из равновесия. Сейчас, по прошествии времени, думаю, что одна из причин скандала - желание сорвать матч, который для Топалова очень неудачно складывался. Для зрителей и журналистов все это, может быть, было и интересно. Но для человека, оказавшегося в центре скандала по недоразумению, ситуация весьма неприятная.
- Какие чувства вы испытываете сегодня в отношении Топалова?
- Не очень позитивные. Но я по жизни человек необидчивый. И если кто-то делает что-то вне моих этических рамок, я просто о нем забываю. Он для меня перестает существовать. Такое же отношение у меня к Топалову.
- Алехин или Капабланка становились чемпионами мира без компьютеров. Были бы у них сегодня шансы на победу?
- Каждый человек играет в своем времени. Если Алехину или Капабланке не дать компьютер, то сейчас у них не было бы никаких шансов. Ясно, что эта машина продвинула шахматы на порядок вперед. Без нее - каким бы ты ни был талантливым - невозможно соревноваться на равных с лучшими. Шахматы стали другими, резко изменились после подключения к ним компьютеров.
- Вы вот компьютеру проиграли. Хотите взять реванш?
- Разумеется, хочу. Чем труднее соперник, тем мне интереснее. Сегодня самый трудный - компьютер. Он уже посильнее любого игрока, но пока не настолько, чтобы борьба не имела смысла. В ближайшие два-три года бороться с машиной еще можно. Ну а лет через пять вопрос будет закрыт.
- Вас иногда называют «Мистер Айсберг». Для вас это комплимент?
- Журналистам надо всегда вогнать человека в какие-то рамки. Я достаточно спокойный человек. Если сравнивать меня с Каспаровым, человеком южным, эмоциональным, то я действительно «айсберг». Хотя эмоций у меня масса. Просто я умею их сдерживать - по крайней мере, во время партии.
- По вашей классификации есть шахматисты «игроцкого» и «научного» направлений. К какой категории вы причисляете самого себя?
- Я, скорее, представитель «научного» направления. Это связано с тем, что человеку изначально нравится в шахматах. Меня всегда привлекала логика, чистота замысла. Я получаю наибольшее удовольствие от партии, в которой сохранена некая стратегическая линия от начала до конца. Но есть и более «игроцкий» подход. Некоторым шахматистам нравится создавать что-то нестандартное, хаотичное - пусть с ошибками.
В шахматах есть что-то мистическое
- Ощущаете ли вы на себе, как писал Владимир Набоков в «Защите Лужина», что «время в шахматной вселенной беспощадно»?
- Естественно. В 17 лет я быстрее считал варианты... Секрет долголетия шахматиста заключается в умении выжимать максимум из тех плюсов, которые ты имеешь. С годами энергия убывает, чуть меньше становится мотивации, но добавляется опыт, закаляется характер. Однако в карьере любого шахматиста наступает момент, когда процесс старения мозга перевешивает плюсы, которые ты получаешь с возрастом. И тогда он начинает деградировать.
- В книге Евгения Бареева и Ильи Левитова «Записки секунданта» говорится о глубоком внутреннем смысле этой игры и даже о ее связи с каббалой...
- В шахматах есть нечто мистическое. В далеком прошлом они даже использовались для гадания. Есть элемент мистики и в том, что маленькая шахматная доска, в которой всего 64 клетки, - это, по сути, целая вселенная. Но я к шахматам отношусь проще: главное, что эта игра доставляет удовольствие миллионам людей.
- Виктор Корчной жаловался на экстрасенсов, которые якобы мешали ему во время матча. Верите ли вы в то, что такие люди могут повлиять на игрока?
- Верю. Это пока неизученная достаточно область, и есть люди, способные что-то делать. Но их единицы. Во время моего матча с Топаловым в его команде был какой-то экстрасенс. Он сидел в зале с взъерошенными волосами и с диким напряжением на лице смотрел на сцену. Но я ничего не чувствовал.
- Как вы представляете себе жизнь после шахматной карьеры?
- Пока не знаю, но могу точно сказать: играть всю жизнь я не буду. Шахматы - это, в общем, узкая сфера, а я уже добился всего, что можно. Зачем продолжать играть, когда понимаешь, что лучшие годы позади? В финансовом отношении я достаточно независим. Проблема заключается в следующем: когда ты привык быть одним из лучших в мире, очень трудно затем заниматься чем-то на любительском уровне...
- Пресыщение игрой у вас бывает?
- В отдельные моменты такое чувство возникает, но быстро проходит. Я выступаю на высшем уровне уже 15 лет, однако когда нахожусь в хорошем состоянии, играю с удовольствием. Если почувствую тотальное пресыщение, наверное, в этот момент и уйду. Потому что шахматы никогда не были для меня средством реализации личных амбиций. Честно говоря, я никогда не хотел быть чемпионом мира. Абсолютно не рисуюсь, когда говорю, что не очень держусь за звание чемпиона.
- Рано или поздно вам с ним придется расстаться...
- Это для меня трагедией не будет. Тигран Петросян был жутко доволен, когда потерял корону. Он страшно этому радовался, устроил вечеринку, танцевал с женой и повторял: «Какое счастье! Наконец-то я от нее избавился».
В юности я вел весьма вольный образ жизни
- На Западе русских часто считают людьми талантливыми, но ленивыми.
- И во мне некоторая лень есть. Я не Каспаров - это стальной человек, дико работоспособный и жутко волевой. С ленью приходится постоянно бороться. Для меня даже поход в фитнес-центр - преодоление самого себя.
- Тем не менее, однажды вы похудели на 20 килограммов...
- Было дело. Правда, я сейчас опять чуть прибавил. А в какой-то момент, в середине 90-х годов, вообще весил 110 килограммов. С тех пор я возмужал, стал большим профессионалом. Раньше-то был разгильдяем, хотя это мне сильно не мешало. Когда тебе 20 лет, можно всю ночь пить, а потом отлично играть. Но в какой-то момент я почувствовал, что мне не хватает энергии.
- Поэтому пришлось перестроиться?
- С 17 и до 23 лет я вел весьма вольный образ жизни, ибо понимал, что могу себе это позволить. Мне хотелось всего попробовать. Но со временем постоянные тусовки надоели. Хотя я рад, что у меня был такой период - будет, что вспомнить. В людях, которые с 15 лет становятся аскетами, лишают себя многих удовольствий, есть какая-то ущербность.
- Это не про вас Михаил Ботвинник говорил: «курит, пьет и толстый»?
- Про меня. Я был одним из его любимых учеников. И когда он узнавал, что я нарушаю режим, не живу по его методике, ему это очень не нравилось. Мы с Ботвинником встретились за год до его смерти, и он прочитал мне нотацию: «Вот, растрачиваешь свой талант!» Но думаю, что он был не прав. Я бы не смог во всем следовать его советам - тогда хуже играл бы.
- Говорят, страшным разгильдяем был голландский гроссмейстер Ян Тимман…
- Он им и остается. Тимман мне рассказывал, что перед каким-то важным турниром прочитал книжку Ботвинника и несколько месяцев бегал, следил за собой, перестал курить травку, выпивать... Приехал на соревнования и первые две встречи с треском проиграл. После этого напился, как свинья, тут же стал побеждать и выиграл почти все оставшиеся встречи. С этого момента он снова покуривает и выпивает.
- В судьбе некоторых шахматистов - например, Петросяна или Леко - женитьба сыграла исключительную роль. В конце прошлого года вы женились на француженке Мари-Лор Жермон. Не принесет ли вам семейная жизнь новые шахматные плоды?
- Я женился только сейчас, но с моей женой мы знакомы не первый год. Мы просто зафиксировали отношения. Есть люди, у которых после женитьбы полностью меняется уклад жизни. У меня этого не произошло. Поэтому я не думаю, что мой брак повлияет на мою игру в отрицательном или в положительном плане.
- Надолго ли вы обосновались в Париже?
- Нет, разумеется. В России - может, в силу ее географического положения - любой переезд воспринимается как нечто масштабное. В Европе все гораздо проще. Год провел в одном месте, год - в другом. Сейчас я живу в Париже, потому что моя жена - журналистка в газете «Фигаро». Она пока не говорит по-русски. Мне неудобно лишать ее работы и везти в Россию. Мне же в силу моей профессиональной деятельности все равно, где жить.
- Французское гражданство получать не собираетесь?
- Я не стал французом, у меня нет паспорта этой страны. Я российский гражданин и буду играть за российскую сборную.
Юрий Коваленко, «известия»